Часть 1. На кромке реальности
Глава 1. Ненужные догадки
«Если он станет дожидаться наиболее благоприятного момента, то никогда не сдвинется с места; чтобы сделать первый шаг, нужна маленькая толика безумия. Воин света умеет ставить это безумие себе на службу. Ибо все предусмотреть невозможно — особенно на войне, особенно в любви»
Пауло КОЭЛЬО,
«Книга воина света»
Едкий дым и тошнотворный запах плавленой пластмассы оповестили ее о том, что кофеварка опять сгорела. Между прочим, уже пятая за этот месяц. Если так и дальше пойдет, она разориться. Чертыхнувшись и зажмурив слезившиеся от гари глаза, девушка едва ли не ощупью двинулась на кухню.
«Ну и кто выдумал, что свободная планировка — это удобно? Где уж там — зловоние потом неделями не выветрить из всей квартиры. Хорошо, хоть специальные заклинания есть, а то бы вообще худо пришлось».
Из комнаты донеслось гневное уханье: ее сова, Ильвен, не одобряла подобной безалаберности. Да и чтения допоздна, взахлеб, с выпадением из реальности — то же.
«Прости, Иль, слишком много работы».
Уже неделю девушка готовила доклад Министру Магии. Ведь шесть лет назад она, лучшая выпускница Хогвартса, стала главным аналитиком отдела «По несанкционированному использованию магии». В ее обязанности входило наблюдать за попытками магглов приручить волшебство. И примеров такого вторжения на запретную территорию — хоть отбавляй: начиная с глубокой древности, пожалуй, с «Изумрудной скрижали» Гермеса Трисмегиста, люди неволшебного сословия активно познавали таинства колдовства…
— Почему я? — спросила она, получив эту должность. Министр лишь хмыкнул, поймав ее удивленный взгляд. Прошелся по кабинету туда-сюда, и все же ответил:
— По нескольким причинам, мисс Грейнджер. Во-первых, вы магглорожденная, и вам несложно в том мире быть своей. Второе — ваши оценки, — он кивнул на пергаментный свиток с гербом Хогвартса. — Лучшая ученица, самая перспективная ведьма последнего столетья, героиня войны. Судите сами, кто же еще? — он был маленький и круглый, как шар, и смотрел на нее снизу вверх. Но в тот день он усилено прятал глаза. Гермиона это запомнила.
— Вы думаете, я справлюсь? — она просто тянула время: слишком много сомнений, слишком обтекаемы формулировки.
— Придется. — Министр, наконец, посмотрел на нее. Но то чувство, что затаилось на дне его бесцветных глаз, очень не понравилось ей. — Все гораздо сложнее, чем вам кажется, девочка, — его обычно равнодушный голос вдруг потеплел, и чиновник даже грустно, будто сожалея, что толкает ее на это, вздохнул. — В войне с Темным Лордом акценты были очевидны. А здесь… — и снова вздох. Но где-то, за всеми этими вздохами, — неискренность и игра.
Но в одном он был прав: распутать этот клубок будет непросто. Она улыбнулась своим мыслям, и согласилась…
Несколько пасов волшебной палочкой, пара слов на латыни — и кухня, а с ней и вся квартира, наполнилась благоуханьем весны. Она налила себе кофе — кофеварка умерла, но с поставленной задачей справилась, — и вернулась в гостиную, пол которой был буквально устлан бумагой.
С того дня, когда молодая волшебница подписала трудовой контракт, на котором стояла печать Министерства Магии, началась ее двойная жизнь.
— Мисс Грейнджер, вы — наш тайный агент в маггловском мире, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал тогда Министр. — Стало быть, у вас должна быть легенда и надежное прикрытие. Чтобы комар носа не подточил. Вот, например, — он взял со стола свежий выпуск «Daily Mail» (она еще удивилась: «Откуда у него обычная газета?»), — тут написано, что одной маггловской косметологической фирме, требуется сотрудник для разработки новой линии косметики. Дерзайте.
Он проигнорировал ужас в ее глазах и доводы, что, дескать, это совсем не ее. Холодное «Это приказ» — поставило точку в их разговоре.
— *** —
Вспышки воспоминаний между глотками обжигающего кофе — шесть лет без друзей, веселья, и вообще, права на личную жизнь. Самое паршивое, что пришлось порвать с Роном. Это тоже был приказ (она мысленно показала язык Министру): сам пожертвовал личной жизнью ради карьеры, и от подчиненных требует того же.
Еще глоток, и новая вспышка…
… Офис компании «Полет Маргариты», весь стеклянный, словно сказочный хрустальный замок, почти скрёб небо. Только вот ничего сказочного в нем не было. Наоборот, все — от фундамента до крыши — кричало о торжестве современности. И эта нарочитость подавляла.
Переступив через дурные предчувствия, Гермиона вошла в услужливо распахнувшуюся перед ней дверь. Затем был путь наверх, казалось, под самые небеса, в лифте, полном модных «обрендованных» девиц. Они даже не пытались скрыть своего презрения к ней: старенький серый плащ, простая прическа (лучшего из ее слишком пышных волос все равно не создать). На их фоне она выглядела Золушкой. Особенно старалась показать свое отношение к таким, как Гермиона, одна, яркая, как экзотическая птица.
— А у нас что, уволилась прежняя уборщица? — интересовалась она у своих подруг. Те хихикали. Гермионе было невыразимо мерзко.
Вроде бы добрались. Наконец-то!
— Кабинет директора направо, — снизошла до разговора с ней все та же яркая красавица. — Хотя не уверена, что она станет с вами разговаривать. Гермиона только хмыкнула и смерила красотку холодным взглядом.
Абигэль Клетберри была высокой темноволосой женщиной лет сорока пяти. Она держалась с достоинством королевы, а двигалась и одевалась с неизменным изяществом. Женщина поднялась навстречу Гермионе, чего та, разумеется, не ожидала, и поэтому даже немного опешила.
— Мисс Грейнджер…
— Зовите меня просто Гермионой…
— Отлично, Гермиона. Седрик из Министерства торговли уже звонил. С такой рекомендацией можно смело любую дверь открывать.
Девушка быстро-быстро захлопала глазами, силясь понять происходящее. Какой еще Седрик? Единственный известный ей Седрик погиб, когда она еще была на четвертом курсе. Что вообще здесь происходит?
— Вы приняты. Никакого собеседования не будет, такими кадрами не разбрасываются, — не прекращала удивлять ее Абигэль.
Гермиона поняла, что в этом месте, «по сценарию», надо улыбаться и благодарить.
«Они заплатят мне за эту грязную игру, вот только бы понять, во что играем?»
— Спасибо. Очень рада, — кажется, даже слезы на глаза навернулись.
«А с этими магглами основательно поработали. Но это не Империо. Похоже, что-то новенькое, из разряда запрещенных. Пойти на такой риск можно только в случае крайней необходимости».
Это был первый тревожный звонок.
— Элеонор, зайди. — В кабинет впорхнула все та же редкая птичка. Только сейчас Гермиона заметила сходство: мать и дочь. Вот откуда у последней столько гонора. — Мисс Грейнджер, то есть Гермиона, — ободряющая белозубая улыбка — ей, — возглавит отдел инновационных разработок. Покажи ей все. И еще, — директор протянула Гермионе кредитку, — считайте, это подъемные.
— Зачем?
— У нас тут дресс-код, — вместо Абигэль ответила Элеонор. Говорила она певуче, и это еще больше подчеркивало птичье в ней. — Являться на работу растрепой, одетой а-ля «бабушкин сундук» — значит, подрывать имидж компании. Только модные бренды, только самые дорогие стилисты, только лучшие дизайнеры. Таков наш девиз. — Красавица лучезарно улыбнулась. — Добро пожаловать в индустрию красоты.
Гермионе стало тошно.
Странно, но через какое-то время они с Элеонор даже подружились. Оказалось, дарить людям красоту не так-то просто. Нужно и самой в этом что-то понимать. Здесь Элли стала ее гидом. И эти «экскурсии» не проходили даром: Гермиона всегда и во всем была отличницей. К тому же, это было увлекательное путешествие. Ведь красота — это и есть магия в чистом виде. Это волшебство, которое заставляет творить, жить, удивляться миру. Чем больше она отдавалась этой первозданной силе природы, тем более насыщенным становился мир. Ей казалось, что до этого она жила в пыльной комнате, заполненной старинными фолиантами. Но вот сюда влетела добрая фея, взмахнула волшебной палочкой, и все вокруг засияло, стало полноценным и полноцветным. А иначе и быть не могло, ведь изменяя свой внутренний мир, мы изменяем окружающее нас пространство…
— *** —
К действительности ее вернула Ильвен, пребольно укусив за палец. Но девушка не обиделась, а скорее обрадовалась этой выходке своей питомицы: времени оставалось мало, а ее отчет готов лишь на половину.
— Спасибо, Иль, — птица ухнула и повернула голову в сторону раскиданных по полу бумаг. — Знаю, знаю. Подай-ка мне вон тот лист.
Возмущению совы не было предела. В огромных, как плошки, желтых глазах читалось: «Я тебе что, цирковой попугайчик?!».
— А разве носить бумаги — не твоя прямая обязанность? — разрешила птичьи сомнения Гермиона. И сова, еще раз недовольно глянув на нее, отправилась выполнять поручения. Притащила сразу несколько страниц, чтобы не бегать лишний раз. Девушка благодарно приняла ношу. — Так, что тут у нас… А рассказ. Ты только послушай…«Ты можешь прятаться от других, но тебе никогда не уйти от себя. Потому что однажды Свет смешается с Тьмой, и мир станет насквозь прозрачным. И ты уже не сможешь убежать. Тебе останется лишь одно — раствориться в нем, слиться с ним. И тогда ты, завороженный этой прозрачностью, сможешь разглядеть две души, слившиеся в танце любви… ». Как тебе?
Если бы она могла хмыкнуть, хмукнула бы, а так пришлось презрительно ухнуть, хлопнув при этом крыльями, — верх недовольства.
— Почему это? — удивилась хозяйка. — А у тебя аллергия на пафос?! Ну как я могла забыть. «Издевайся, издевайся, — говорил взгляд птицы. — Будет и на моей улице праздник!». — А вот я так не считаю. По-моему, здесь на лицо алхимическая свадьба… Знаешь, магглы очень хорошо знают о магии. Это мы зачем-то прячемся от них. Но, увы, магия не прерогатива избранных, а первооснова мира. Возьми хоть что — книги, фильмы, вот эти Интернет-опусы, — Гермиона тряхнула перед клювом Ильвен листами мелованной бумаги формата А4, — всюду магия, в каждом слове… Ведь слово и есть магия, недаром же с него началось мироздание. И недаром люди столь активно занимаются изучением слов. И многим из них удается уловить то важное, что делает простое слово произведением искусства, которому суждено было пережить века… Наверное, маги просто бояться, что первозданная стихия подомнет их под себя, что они не смогут больше повелевать этим миром. Они приручили несколько десятков заклинаний и решили, что этого вполне достаточно…
«Началось, — грустно подумала Ильвен, и прикрыла глаза. — Но ты говори, говори. У тебя очень усыпляющий голос… А вообще, интересные выводы. Ты только Министру об этом не рассказывай, ладно?»…
— Эврика! — карие глаза озарились огнем открытия. — Я знаю, с чего следует начать. С вопроса. С вот такого: «Почему ни в Хогвартсе, ни в университете не изучали Магию словесности? Почему среди волшебников есть кто угодно, кроме писателей, поэтов, филологов? Почему…». Нет, кажется, это уже слишком много вопросов. Что скажешь, Ильвен? «Я вообще молчу, мое дело — сторона». Они сами заставили меня изучать проявления магии в маггловском мире — так вроде. — Девушка потерла лоб. — И почему они думали, что я не доберусь до этого… Это же очевидно. Ведь ни одно магическое действие не может обойтись без сказанных вслух или произнесенных мысленно слов. Поэтому меня и удивляет, что первейшее орудие творения остается для магов «землей незнаемой», территорией, куда не ступала нога волшебника…Правда, на это у меня ушло почти шесть лет. А ведь другие даже не задумываются… Странно, все это, не находишь? — крылатая собеседница Гермионы приоткрыла один глаз и, наклонив голову, сделала вид, что внимательно слушает. — Вот-вот, об этом и напишем. Разве это ни то, что Министр хотел услышать от меня. Пошли. — И обе переместились в кабинет еще более заваленный бумагами, чем гостиная. Гермиона подтащила к себе чистый пергамент, обмакнула перо, и, на мгновенье задумавшись, начала писать.
Сова же поудобнее умостилась на краю шкафа: несколько часов здорового сна будут весьма кстати. Кажется, ожидается трудный день…
Когда молодая волшебница поставила в своем отчете последнюю точку, за окном уже занималась заря. Поясница немилосердно ныла. Ноги, которые она любила поджимать под себя, затекли, зато душу наполняла радость: в этот раз Министру придется открыть карты. Она удовлетворенно потянулась и взглянула на часы. Шесть утра. Отлично, у нее есть еще несколько часов, чтобы отоспаться перед встречей.
Бумаги, точнее, книги добрались и до спальни. Но сейчас было не до них. Она задернула плотные шторы, произнесла для верности «Нокс», быстро разделась и нырнула под одеяло. Как же хорошо вытянуться на шелковой простыне. Заснула девушка с улыбкой на губах.
Только вот сон был отнюдь нерадостный.
… Бальная зала, свечи в канделябрах, мужчина в черном и женщина в белом — Жених и Невеста — кружились в танце. И красивый голос читал стихи под мелодию вальса:
* О, тьма вишневая, рояльная доска,
Вобравшая тепло чужих мелодий.
Звеня подвеской лунной у виска,
Растерянная ночь сквозь стены входит.
В заросший стеллажами кабинет,
Минуя вечно прибранную спальню.
Опаловая грань, опальный свет,
Которого на свете нет печальней.
Над письменным столом свирель снует,
И мир меняет прежнюю природу,
Пронизывая пыльный переплет,
Выскальзывают строчки на свободу.
И пожирают гусеницы слов
Хрустящие ростки тревожных истин.
О, азбучные остовы основ,
Проникшие из снов типографиста.
Сюда, где тонет все теперь во всем,
Где ожиданье пустоты упруго,
И мы с тобою можем день за днем
Читать романы, глядя друг сквозь друга.
И навязчивое ощущение чего-то важного в этих строчках. И вот уже нет танцующих, только она и Гарри у пылающего камина в гриффиндорской гостиной. Только они — не дети, а нынешние. И она что-то рассказывала другу, почему-то ей обязательно нужно убедить его, обязательно нужно, чтоб он поверил…
— Понимаешь, они о нас все-все знают, — говорила она несколько патетично, самой себе тем самым напоминая профессора Трелони. — Это все из-за прозрачности. Понимаешь, мир прозрачный. И наша жизнь для них, как реалити-шоу: смотрят, смеются, охают и, я уверена, даже поп-корн жуют. Как в кинотеатре.
— Э, милочка, да у вас — паранойя, — ответил ей Гарри почему-то голосом Снейпа. И присмотревшись, она заметила, что никакой это ни Гарри, а самый что ни на есть зельевар: смотрит и ухмыляется. — Гляжу, вы забрались таки в Запретную секцию. Вы что не понимаете, что главное слово здесь — «запретная»… — но вместо того, чтобы пригрозить ей, вдруг начал хохотать. Это не просто смех — особое магическое действо, которое отбросившее ее к стене. И она не ударилась, а провалилась и полетела вниз, бесконечно вниз… А вокруг бесновался его смех. И с каждой минутой становилось холодно — все холоднее и холоднее. И не видно конца падению.
Она проснулась рывком. Глаза по-прежнему были широко распахнуты, словно ее все еще окружала темнота. И еще несколько секунд ушло на то, чтобы выровнять сбившееся дыхание. Окончательно ее привел в себя только душ. Только тогда вернулась способность мылить рационально.
— *** —
— Это что? — Министр, брезгливо сморщившись, двумя пальцами взял ее отчет.
— Разве вы ни видите, исследование, — это была какая-то нервная дерзость.
— Вы больны? — чиновник внимательно вперился в ее лицо. — Ваша обязанность следить, чтобы магглы не приобщались к магии, а не разрабатывать теории мирового заговора. Лучше бы искали способы, как внушить простецам, что все их знания о колдовстве — бред. А вы…
— Вы испугались? — она усмехнулась. — Точно испугались. Я не должна была это узнать, так ведь? — он не ответил, но она поняла, что так. — Маги должны быть уверены в свой исключительности, они должны верить, что магглы и не догадываются об их существовании. А это не так. Что-то однажды пошло не так. Толи проболтался кто-то магглороженных… Толи они всегда были уверены, что мы есть, только притворялись не знающими. «Охота на ведьм» стала для волшебников поводом закрыться от магглов, спрятаться за «железным занавесом» таинственности, аномалий. Но ведь волшебники не могли изъять волшебство из мира полностью, — прозрачные глаза Министра потемнели от ужаса, — потому что для этого нужно было запретить людям говорить, сочинять музыку, писать картины. Но тем самым маги ущемили и обездолили себя же. Мир един, его нельзя делить, это нарушает совершенство.
— И давно … — ее начальник неопределенно повел рукой, отдышался, — давно вы это поняли?
— Почти сразу, — врать она все равно не умеет. — Только сначала сама испугалась и решила, что сошла с ума. А потом увидела, что права. Что нам создали эту реальность, заперли в золотой клетке. И тогда захотелось узнать кому и зачем это было нужно… — Гермиона продолжала говорить, расхаживая по кабинету, а Министр, пятясь, добрался до своего стола и незаметно для увлекшейся рассказчицы нажал красную кнопку.
Она так и не поняла, откуда взялись эти амбалы. Но они не очень-то церемонились с нею: заткнули рот заклинанием, заклинанием же обездвижили. Освободили ее лишь в одной из палат святого Мунго — после войны госпиталь перепрофилировали в заведение определенного типа. Ее развязали, и вокруг захлопотала чересчур сердобольная медсестра.
— У вас переутомление. Надо отдохнуть. Сейчас вы немного поспите. — Она не сопротивлялась только потому, что ее ошарашила подобная беспардонность. Неужели можно так просто и безнаказанно? Такая наглость убивала способность мыслить здраво. А скоро и укол, который за увещеваниями все-таки сделала медичка, подействовал. Она в полусне поняла, что ее переодели в больничное и куда-то ее одежду. И волшебную палочку тоже. Значит, она здесь надолго. Дальше была темнота. И опять бесконечный полет в никуда.
— *** —
— Гермиона, ну очнись же, очнись, — кто-то бесцеремонно тряс ее за плечо. Она буркнула что-то и хотела перевернуться на другой бок, но будивший был упрям. Над ухом прозвучало «Aguamenty» и на нее хлынул поток холодной воды. Она вскочила, отфыркиваясь. Ох, и влетит сейчас кому-то.
— Гарри? Что ты здесь делаешь? Зачем ты меня облил? Где мы?
— Так, спокойно и по порядку, — даже в темноте она заметила лукавые искорки в его глазах. — Я не знаю, что ты натворила, но сюда согнали весь аврорат. Даже наш аналитический отдел. Мне удалось уговорить их, что охранять тебя должны мы с Роном. Мы твои друзья, ты нам доверяешь. Но они все равно установили смены. У нас осталось от силы десять минут, надо спешить.
— Что собираешься делать? — она с недоумением смотрела на школьного товарища.
— Похитить тебя, — с этими словами Поттер легко поднял ее на руки («Хорошо, что нас Джинни не видит», — мелькнуло у нее) и направился к … окну. Лишь сейчас девушка заметила, что оно распахнуто настежь.
— Гарри, опусти, я могу ходить, — смутилась она.
— Не можешь, — Гарри усадил ее на подоконник и выглянул наружу. — Они вкололи тебе какую-то дрянь. От нее ноги отнимаются. Ты можешь сидеть, двигать руками, но ноги у тебя сейчас что два бревна. Она попробовала пошевелить: и правда! Мерзавцы!
— Гарри, мне так много нужно тебе рассказать… — благодарность переполняла ее сердце: он же сейчас всем ради нее рискует, а у него Джинни, дети..
— Потом, — отмахнулся он, — вот выберемся из этой передряги.
В спину ударил яркий свет. Она обернулась: Рон на точной копии Форда «Англия» висел напротив окна.
— Поближе, — скомандовал Гарри, — вот так, — и, снова подхватив ее на руки, бережно передал рыжеволосому другу. Рон помог ей усесться, отсалютовал Гарри, нажал какой-то рычаг и они исчезли во всполохе света. В душе она ликовала: словно кто-то отмотал годы назад, и они снова затевали шалость, как в школьные годы.
— *** —
Рон открыл ее квартиры окно Алохоморой, лихо запрыгнул внутрь, а затем помог ей забраться. Она буквально упала в руки к бывшему кавалеру и на мгновение их губы оказались так близко. Стало жарко. Но Рон уже успел жениться на Лавендер Браун — после того случая с Сивым с нее слетело легкомыслие, и смазливую внешность оборотень ей изрядно попортил. В общем, Лав стала Рону идеальной женой, и к тому сейчас ждала ребенка. Гермиона списала свой порыв на обстоятельства, однако из освобождаться из его объятий не спешила — еще не могла стоять сама. Но спросила серьезно и спокойно:
— Что мне теперь делать?
Рон пожал плечами.
— Гарри сказал, что тебе лучше исчезнуть подальше и побыстрее. Он их, конечно, задержит. Но я уверен, авроры будут тут минут через пятнадцать-двадцать. Так что тебе лучше поторопиться.
— Да уж, — девушке оставалось только грустно улыбнуться. — Но ты беги, я не хочу, чтобы ты или Гарри пострадали из-за меня.
— Справишься сама? — он даже не пытался скрыть своего волнения.
— А как иначе, — успокоила она друга. Рон разжал объятья и помог ей опуститься на ковер. — Ну пока, свидимся, — поторопила она, и молодой человек, наклонившись, чмокнул ее в каштановую макушку и прыгнул в темноту.
Только оставшись одна, Гермиона поняла, что в ее квартире кто-то есть: Ильвен тревожно ухала и била крыльями.
Дотянувшись до бейсбольной биты, — она купила ее давно, на случай таких вот вторжений, — девушка поползла в сторону гостиной. Правда, она слабо представляла, как в таком состоянии сможет остановить преступника. Думать об этом было некогда.
Отредактировано belka (2009-01-22 23:35:26)
